Elmice: ...Полдень золотой...

[Elmice]

oksana72, спасибо

[Elmice]

У нас сегодня какой-то намек на солнце...

...но Лиззи все равно в наушниках. Уши, что ли, мерзнут

На ее любимые нэко-туфельки я пришила ленты. Теперь точно не потеряет.
Получилось что-то такое балетно-греческое


Лиззи за терменвоксом

[Night_Rain]

Фотография с наушниками крайне милая

[Elmice]

Night_Rain, спасибо

[Elmice]

Игра теней

Скрытый контент: показать

…И вот сидели мы, как два идиота, на скамеечке посреди Тауэра, и молча смотрели друг на друга. Журналист дулся, дулся… но потом не выдержал:
– Слышали? Сестра Фиалы, оказывается, тоже замешана… Нет, она не знала, что ее брат – убийца, но что-то такое, видимо, подозревала. И покрывала его…
Я пожала плечами.
– Они близнецы. Две половинки одного целого.
– А вы, Лиззи, хотели бы иметь свою копию?
– Упаси Эру, – притворно ужаснулась я.
– Хе-хе. Между прочим, я знаю девушку, которая очень на вас похожа… Но, вы конечно, красивее.
– Не надо, – поморщилась я. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
– Давайте, – безропотно согласился мсье Патрис. – Например, об инспекторе Ризниче. Его позвали в Лондон, а он отказался, кретин…
Хм, так я и знала.
– И правильно сделал, – сказала я. – Хоть больше порядка будет в Гилфорде…
– Скучно в вашем Гилфорде, – журналист нарочито зевнул. – И происшествия какие-то… мелкомасштабные. “Вчера на кладбище Маунт-Сэметери один наш весьма уважаемый адвокат подрался с неким лондонским врачом. Нанесен ущерб культурной и исторической ценности – памятнику Л. Кэрроллу”… Ерунда.
– Однако, из этой ерунды вы едва не раздули целую сенсацию… Удивительно, как Янек не лишился практики. Вы могли прославить его на всю Англию.
– Ску-у-учно, – повторил мой собеседник.
– Так и ехали бы обратно в свой Париж! – не выдержала я.
Я думала, он обидится. Но с головой влезать в скандалы можно только, если у тебя достаточно толстая шкура…
– Париж – это пройденный этап. Когда умерла моя бабушка, я первым делом рванул подальше из Франции. И ни разу не пожалел.
Любопытно. Никто никогда не говорил о его прошлом. Бабушка? И не бедная, надо полагать?..
– А почему именно сюда? Британские острова вообще-то не резиновые, – сварливо заметила я.
– Ваш любимый инспектор тоже примчался сюда при первой же возможности, – ехидно ответил мсье Патрис. – Великое Переселение народов двадцать первого века, чтоб его… Вы же знаете, что он серб. И зовут его не Джон, а Йован.
Я кивнула.
– У Ризничей в Белграде была часовая мастерская. Что-то вроде семейного бизнеса. Хорошее, мирное дело – в часах ковыряться!
– Хорошее, – согласилась я. – Сама бы с радостью ковырялась. Жаль, у меня зрение плохое…
Мсье Патрис хмыкнул и продолжал:
– Когда в мастерскую попала бомба, старшего сына не было дома. Младшего ранило осколком. Все взрослые погибли.
Вот так всегда. Начали за здравие, кончили за упокой…
Интересно, к чему он ведет?
– Лиззи. В этом мире каждый день кто-нибудь умирает. Нельзя, ну, нельзя ведь жить, полуобернувшись в прошлое!
– Можно, – не задумываясь бросила я.
– Не понял. Вы мне… отказываете?
Я удивилась:
– А вы что-то предлагали?
– Лиззи! – почти закричал журналист. – Вы в самом деле такая наивная, или только притворяетесь?!
Но после того, как прозвучало слово “прошлое”, меня уже нельзя было сбить с толку.
– Мсье Патрис, – серьезно сказала я. – Вы сколько раз были официально женаты?
– Ну, два, а при чем тут это?
Я усмехнулась.
– Да-а-а… Про неофициально и говорить нечего. И что, вы каждый раз объяснение в любви начинали издалека – за тридевять земель?.. А по вашим статьям и не скажешь…
А я-то собиралась показать ему фотографию… “Да ну к черту”, как он сам сказал. И без мсье Патриса разберусь.
Он что-то бурчал, но я уже не слушала.
– Вот вы говорите – каждый день кто-нибудь умирает… Да, да, и в стенах этой крепости умирали люди, более того – не своей смертью… Вы не романтик, мсье Патрис. Нашли место и время признаваться в своих чувствах.
Назвать их любовью мне показалось кощунством.
Сам виноват. Пускай подкатывает к Эвангелине. Пусть даже сделает ей ребенка, которого она так хочет. Лучше он, чем мой дядя…
Я встала и отряхнула платье.
– Мне пора. Спасибо за прогулку. Двадцать четыре фунта я вам верну, как только получу за аренду дома.
– Не вздумайте! – злобно зашипел журналист.
Глаза сверкают, покраснел, вот-вот взорвется. Малопривлекательное зрелище.
– Сегодня Эва рано заканчивает, – намекнула я.
Это было последней каплей. Мсье Патрис вскочил и буквально убежал, не попрощавшись.
А я вздохнула с облегчением.
Меня никто не учил отшивать непрошенных поклонников. Хотя… Тетя Филиппа развелась с мужем, а Энджи, наверное, вообще за всю жизнь никого к себе не подпустила ближе, чем на расстояние вытянутой руки… Что-то же они в меня вложили – обе.
Разговоры про “любимого инспектора”… Шутки шутками, а Ризнич мне вроде и не совсем чужой. После допроса (без пристрастия!), после проверки моего алиби… В джаз-клубе он тогда сказал: “Вы молодец”. Я удостоилась похвалы от самого Ризнича! Кому рассказать – не поверят…
А уж после того, как я побывала у него дома…
Реальность ускользает. И ускользают, уплывают настоящее и будущее. Тени прошлого преследуют меня во сне и наяву. Тени… они повсюду. Даже инструментальная композиция, под которую арестовали Властика Фиалу, называлась “Stínohra” – “Игра теней”…
Только для меня это уже не игра. Всё серьезно.

Кто знает, что этой тени
Нарушили сон бесконечный?
Всё призрачней и смятенней,
А в мире под солнцем –
одно только имя. Навечно.

Кто скажет, что эта маска
Меня не волнует… немножко?
Фантом, наважденье, сказка,
А в мире живущих –
лишь имя на книжной обложке.

Кто вспомнит… а впрочем… Мигом
Разбила, развеяла мрак я.
Но я ведь люблю не книгу!
А там, за чертою,
мы все безымянны, не так ли?..

…Да, но что мне делать с Форстерами? И с фотографией? На журналиста можно больше не рассчитывать.
А пойду-ка я к Джорди О’Доннеллу. Он фотограф, что-нибудь да подскажет. Зря, что ли, в Лондон тащилась…
Дверь открыл Фред.
– Привет! – весело сказал он, ничуть не смутившись. – Опять пришли к мамочке О’Доннелл?
– Нет, – пробормотала я. – Мне бы поговорить с ее сыном…
– Джордан работает. Скоро закончит. Посидите пока.
“Джордан”?..
Я села и принялась вертеть головой по сторонам. Гостиная Джорди служила одновременно и выставкой его работ. Я сразу углядела среди фотографий знакомое лицо. Лицо было в джинсах… в одних джинсах. И притом в расстегнутых. Тэм Гвэрриуэйл, драматург, ассистент Джорджа Бэссингтона и по совместительству его зять… Но это очень старый снимок. Тэм здесь такой свеженький. (Хоть я и не люблю блондинов, да…)
Сидела и прокручивала в голове вчерашнюю сцену в полицейском участке.
Как я пришла и нахально заявила:
– Моя фамилия Лотрон-Фэйр. Могу я увидеть инспектора Ризнича?
Полицейские переглянулись.
– Он на больничном, – ответил дежурный.
Толстый Кевин, мой старый знакомый, отчего-то хихикнул.
– Вот как? Надеюсь, ничего серьезного?
О, пресвятая галактика, может, он поссорился с братом? И они… подрались?..
– Сорвал свой командный голос, – хмыкнул дежурный. – Начальство велело ему сидеть дома.
– Да он даже в отпуске не был, – прибавил Кевин. И подмигнул мне. – А зачем вам мистер Всезнайка?
– Есть одно дельце, – неопределенно сказала я. – Раз он без голоса, звонить ему бесполезно. Дайте мне его адрес.
– Вообще-то не положено, – дежурный просто давился от смеха.
– Хорошо, тогда дайте адрес его брата, – моментально сообразила я. – Я из-за Алекса велосипед расквасила и сама чуть не убилась…
И это правда. Велосипед починили, но ездить я по-прежнему не могу.
– Ловко, – одобрительно кивнул дежурный. И продиктовал адрес.
Я знаю, где это. Совсем недалеко от участка.
Ну, уж из Алекса-то я вытрясу все, что мне надо! Только бы он не был пьяным! М-м-м… а что, если трезвый он еще хуже?..
Видимо, полицейские подумали о том же.
– Инспектор живет в квартире напротив, – сказал дежурный.
– А с Алексом лучше не связывайтесь, – присовокупил Кевин.
Вот я не знаю, можно ли верить мсье Патрису. Он любит приукрашать действительность, тот еще сказочник… но Белград действительно бомбили, а Алекс Ризнич ведет себя так, словно радуется каждому новому дню. Тому, что жив остался…
Только его жизнерадостность с годами приняла несколько… кхм… извращенные формы.
Ну, да ладно. Меня и сам инспектор интересует только из-за дела Тьелпериэн. Я не собираюсь вмешиваться в его личную жизнь, и уж тем более – в семейные проблемы. У меня своих хватает.
Однако, когда я увидела Ризнича в домашней одежде и с перевязанным горлом, мне страстно захотелось сунуть свой нос и в его дела…
– Вы? – шепнул он.
– Угу, – негромко ответила я.
– Ну, заходите, что ли…
Кажется, он совсем не удивился.
– Вы из-за Тьелпериэн? – хрипло спросил инспектор остатками сорванного голоса.
Мне отчего-то стало его жалко.
– Да, то есть, нет… Мне сказали, что вы б-болеете. И я… п-пришла… вас п-проведать…
Почему я всегда начинаю заикаться в самый неподходящий момент?!
– Спасибо, – шепотом сказал он. – Извините, что в таком виде. Как ваша рука?
– Немного беспокоит, – призналась я. – До сих пор хожу пешком…
…Когда я это рассказываю, получается как-то… скучно и серо. А может, вообще рассказывать не следует? Пусть бравый инспектор останется в ваших глазах непробиваемым служителем Закона, которому не свойственны человеческие слабости. И кому какое дело, что я пришла его навестить. Возможно, единственная во всем городе. Как я помогала ему накрывать на стол. Рассказала, что мистер Доджсон в свое время изобрел новый способ заваривать чай, чем очень гордился. (Нужно было как-то по-особому встряхивать чайник, чтобы заварка равномерно распределилась…) Продекламировала лимерик, сочиненный моей старшей подругой Джейн:

Чай от Чарлза мог стать нам подарком,
От одной этой мысли мне жарко!
Чтоб с ума нас свести,
Стал он чайник трясти,
И разбрызгал к чертям всю заварку.

И инспектор тоже смеялся. Как простой смертный.
А потом мне захотелось спеть. (А ведь я редко пою при посторонних…) Сербских песен, к сожалению, я не знаю, поэтому спела македонскую “Йовану” – не без умысла…
Нет, не получается у меня обо всем этом рассказывать. Ску-у-учно…
Под конец разговор зашел о деле Джен. И я поняла, что без работы Ризнич умирает от тоски. У него даже голос почти прорезался.
– Я не хотел говорить вам в прошлый раз. Орудие убийства…
– Я знаю, – поспешно сказала я. – Рояль. Бронзовая безвкусица…
– А знаете, кто автор этого безобразия?
Я пожала плечами:
– Какой-то американец.
– Ваш отец, – неожиданно сказал инспектор.
И теперь, похоже, уже ему было меня жалко.
Что ж. Пожалели друг друга… Даже если это останется единственным эпизодом в моей жизни, – разговор по душам с полицейским инспектором…
Придя домой, я бросилась на кровать, уткнулась лицом в подушку и заплакала. Мне было грустно и больно, прошлое, настоящее и будущее смешались в одну пеструю кашу, люди живут, люди умирают, и любовь, и ненависть, и жизнь, и смерть…
…Но я отвлеклась.
– А вот и я! – в дверях появился фотограф, у которого, оказывается, такое пафосное полное имя. – О, Лиззи! Хотите посниматься? Можно даже одетой!
Фред хрюкнул от смеха и отвернулся. Он чувствовал себя у О’Доннеллов как дома. Да, собственно, он и был дома… что бы ни связывало его с Джорди…
– Как-нибудь в другой раз, – вежливо сказала я, а про себя подумала: ни за что на свете! – Мистер О’Доннелл, у меня к вам небольшое дело. Даже, я бы сказала, небольшая просьба… если я вас не отрываю от работы…
И вытащила фотографию с кляксой на обороте.
– Ну-ка, ну-ка, – Джорди плюхнулся рядом со мной на диван. – Ха! Вы все-таки ее откопали! Судьба, а? Мне казалось, я ее так надежно спрятал…
– От кого? – вырвалось у меня.
– От не в меру любопытных маминых друзей.
И, видя мое недоумение, Джорди пояснил:
– Одно время к нам шастали всякие там любители старины. Дай им волю, растащили бы полдома на сувениры…
– Не хотелось бы, – сказала я. – Эта девочка… Бэсси Форстер… я ее праправнучка.
– Вот это да! – восхитился Джорди. – У вас в руках послание к прапрабабушке! Выходит, фотография все эти годы дожидалась именно вас. Интересно, сама Бэсси ее видела?
– Но… я думала…
– Это работа ее брата, Кларенса Форстера, – пояснил фотограф. – Бэсси в то время было уже лет четырнадцать, так что это, конечно, не она на снимке. Вероятно, ее кузина, Элейн Мэлори. Она часто гостила у Форстеров.
Мэлори?..
Я думала, что наткнулась на тайну, а их, выходит, две?..
– А мужчина?
Джорди взглянул на фотографию.
– Мужчина… загадка. Для Лоренса, брата Элейн, он слишком стар. А для Форстера, напротив, слишком молод. Глава семейства был уже тогда глубоким стариком. Лет шестидесяти…
И что-то в его словах меня зацепило… может, какой-то отголосок прошлого. Джорди О’Доннелл не смотрел на девятнадцатый век глазами двадцать первого. И я поняла, что могу ему довериться. Фреда я тоже больше не стеснялась.
– Джорди, – сказала я, понизив голос. – Как вы думаете, это мог быть… мистер Доджсон?
Раз уж я даже инспектору Ризничу…
Фотограф развел руками.
– Это мог быть кто угодно. Я понимаю, Лиззи… почерк кажется знакомым, правда? И фраза про Время… Можно обнародовать эту фотографию. Проведут графологическую экспертизу, и одной тайной на Земле станет меньше… Но… вы уверены, что хотите это знать?
– Нет, – еще тише сказала я.
Тайны – они и есть тайны.
Тени прошлого.
Бесконечная игра теней…

[Elmice]

Три фото практически без обработки, с разными настройками



Мне очень нравится ее профиль

[Elmice]

Календарь

[Elmice]

Сегодня у Элизабет нечто вроде двойного праздника - месяц со второй пересадки и два месяца с этой прической
По такому случаю сшилось новое платье. Но, поскольку платье - лишь часть задуманного наряда, пока будут только портреты.






Бонус:

Обычно я, если шью не из ткани, а из готовой вещи, распускаю все швы, но тут получилось использовать обработанный край на рукавах.

[Elmice]

В этом году Лиззи попала у меня на ноябрьский настенный календарь, первый раз за четыре с лишним года

[oksana72]

Ленточки на туфлях классная идея, очень мило!

[Elmice]

oksana72, спасибо

Календарь

[Elmice]

Лиззи в новом платье. Вообще-то это должна была быть вторая часть Мэрлезонского балета предыдущего наряда, но получилось нечто самостоятельное

В полный рост, к сожалению, не вышло сфотографировать. Поэтому - Лиззи отдельно, оборки на платье отдельно

Кстати, я наконец-то рискнула вымыть ей волосы. Как обычно: шампунь, бальзам для волос. Помогло. Концы и челка не такие жесткие, как были изначально.

Для верха слегка изменила выкройку горловины: она прямая, потому что на ткани был обработанный край.

Сестра увидела выкройку и говорит: что это за гробик? Я: это выкройка реглана! Она: это гробик и памятник...

[Kuklomanija]

Elmice, красивое платье...

Источник цитаты Она: это гробик и памятник...

[Elmice]

Kuklomanija, спасибо
Буду теперь эти оборки отрабатывать еще одно платье в процессе, там две вставки с оборками по бокам.

[Elmice]

На Юпитере сегодня солнечно

Скрытый контент: показать

Я сегодня ужинаю с инспектором Ризничем. Только тсс! Это служебная тайна…
А может, не очень служебная. Инспектор по-прежнему на больничном.
Но когда он позвонил мне, я услышала уже не сиплое хрипение, а вполне здоровый голос.
– Добрый день, Лиззи, – сказал он. Я слегка опешила: до сих пор он не называл меня по имени. – Я вас не очень отрываю?
– Да как вам сказать, – пробормотала я.
Это было у О’Доннеллов за чаем.
– Хорошо, тогда буквально два слова. Я разгадал вашу загадку. Ну, в смысле, не вашу, а…
О, пресвятая галактика! Дело тринадцатилетней давности?..
– Да, – инспектор словно подслушал мои мысли. – Именно оно. То, о чем вы просили… Словом, все разъяснилось. И разгадка такая простая, что даже неудобно… Мы можем сегодня встретиться? Скажем, вечером?
Я подумала о мсье Патрисе. Захотелось утереть ему нос.
– Давайте поужинаем в “Мартовском Зайце”? Часиков в семь вас устроит?
– Отлично, – отозвался он. – Только… вы не возражаете, если к нам присоединится один человек? Ненадолго. Это имеет отношение к загадке…
– Мужчина?
– Нет, женщина. Но не спрашивайте, кто. Все равно не догадаетесь. Пусть это будет сюрпризом.
И в голосе его мне почудилось даже что-то игривое.
– Хорошо, – сказала я. – В семь в “Зайце”. До встречи, инспектор!
– “Инспектор”? – повторил Фред, подмигнув.
Я почувствовала, что краснею.
– У всех свои слабости, – улыбнулся Джорди.
И мы вернулись к разговору о Форстерах.
Миссис О’Доннелл говорила, что ее бабушка интересовалась прежними жильцами, а она сама, мол, ни сном ни духом… Но ее сын, оказывается, тоже в свое время копался на чердаке и обнаружил много чего интересного.
Например, фотографии Кларенса Форстера.
Большинство из них были примерно такого же плана, что и таинственный снимок с мужчиной и девочкой. Кларенс так и не преуспел в фотоискусстве, оставшись любителем. Авантюрист еще тот…
– А что с ним стало? – спросила я, предчувствуя недоброе.
– Он по молодости лет угодил в какую-то скверную историю и был вынужден покинуть родной дом, – ответил Джорди. – А когда вернулся… Родители уже умерли, Бэсси, его любимица, жила в Кардиффе с мужем и детьми. В Гилфорде оставались две старшие сестры и кузина.
– Элейн Мэлори, – задумчиво сказала я.
– Да. Кларенс стал жить вместе с ними. Он так и не женился, сестры тоже не вышли замуж… Ну, Элейн вообще всегда была со странностями… Словом, все сошло на нет.
– А потом?
Тут вмешался Фред, – по-видимому, все эти истории были ему хорошо знакомы:
– А потом Кларенс Форстер решил перебраться в Америку и купил билет на “Титаник”…
Дальше можно было не спрашивать.
…И вечером, сидя в ресторане, я еще краем мозга думала обо всех этих тайнах прошлого… Инспектор решил меня помучить, и до появления “одного человека, имеющего отношение к загадке”, мы говорили о другом.
Примерно в таком духе:
– У меня летом гостила племянница. Девочка интересуется астрономией. Я не знаю, может, она напутала… но я и сама слышала что-то подобное. В общем, если посмотреть на нашу планету… ну, скажем, с Юпитера, то можно увидеть прошлое. Девятнадцатый век…
Или в таком:
– Поеду в Лондон. У доктора Влка есть знакомый рентгенолог.
(Это о руке.)
– Напрасно вы не хотите привлечь Алекса к ответственности…
– Инспектор, но ведь отдуваться-то пришлось бы все равно не Алексу, а вам!
За окном проехала полицейская машина, и это мне кое о чем напомнило.
– Инспектор, не сочтите, что я вторгаюсь в личное пространство… Почему вы перестали работать с Мирой?
– Хм, так это не я, – ответил инспектор, несколько удивившись. – Она сама. Решила, что ей так будет спокойнее. Вон, патрулирует улицы… Знаете, мисс Лотрон-Фэйр, а ведь вы храбрее ее. Вы не побоялись влезть в дело об убийстве. И наверняка не из-за того, что убили вашу тетю…
– Я влезла?! Меня втянули! – воскликнула я.
Но развивать эту тему не хотелось.
И вообще, что за разговоры за ужином…
Ризнич первый нарушил молчание:
– Как ваш дядя?
– Не очень, – уныло ответила я. – Вернулся к мадам Колерр, не выходит из дома. Сидит, закопавшись в старые письма и дневники…
– Не наделал бы глупостей, – с сомнением сказал инспектор. – Только… вы, пожалуйста, не говорите ему, что я интересовался. Ваш дядя меня терпеть не может.
– А почему? – спросила я, не надеясь, впрочем, на вразумительный ответ.
– Мы однажды повздорили. Давно, еще в Праге, – неохотно признался мой собеседник. – Ваш дядя пришел ко мне с просьбой, а я, честно, зашивался с текущими делами. Да и просьба показалась мне нелепой…
– Погодите! – меня вдруг осенило. – Так он что… тоже просил вас расследовать смерть Тьелпериэн?
Ризнич кивнул.
– Теперь вы понимаете, почему я взялся за это дело? Мне и так не давало покоя, что человек, возможно, искренне просил о помощи, а я ему отказал… Стойте-ка. Я же видел вашего дядю буквально пару дней назад!
– Видели, конечно, в Лондоне? – догадалась я. – И, разумеется, с женщиной?
А сама подумала: Мари? Ну, не Айтэна же!..
– Да, – с удивлением сказал инспектор. – Рыженькая такая, похожа на Джулианну Мур…
– Проклятье! – вырвалось у меня.
– Это какая-нибудь ваша знакомая? – осторожно поинтересовался Ризнич.
– Хуже. Это его теща.
– А-а, миссис Эдвардс… Что, не надо было вам говорить?
– Нет, почему же, – задумчиво отозвалась я. – Напротив. Я рада за дядю. Всяко лучше, чем сидеть в Эймзбери и киснуть… Не очень хорошо по отношению к Этьену, да, но кто в таких случаях думает о мужьях?..
И поймала себя на мысли, что становлюсь завзятой сплетницей.
Тут у меня за спиной раздался знакомый резкий голос:
– Инспектор, ну, и зачем я вам понадобилась?
Я обернулась. Котти Новак собственной персоной!
М-м-м… так это и есть “один человек”?..
Ризнич привстал.
– Лиззи, позвольте вам представить мисс Котти Новак, которая ни перед чем не останавливается и не думает о последствиях. Если слова можно считать орудием убийства, то – вуаля! – перед нами убийца.
– Какой вздор! – сказала Котти так громко, что люди за соседними столиками начали оборачиваться. – Кого я убила… словами?
– Тьелпериэн Колерр, – отозвался инспектор. – Садитесь, мисс Новак. Мне известно больше, чем вы думаете. Вы последняя видели Тьелпериэн живой. И последняя с ней разговаривали. После чего она пошла и наглоталась таблеток.
– И что же вы собираетесь мне предъявить? – спросила Котти, по-прежнему не понижая голоса.
Ризнич пожал плечами.
– Есть такое понятие – “доведение до самоубийства”. Слышали? Ну, конечно, слышали. Вы ведь много лет вели страничку уголовной хроники в своем паршивом журнальчике…
– Вы ничего не докажете, – бросила журналистка.
– Докажу, не волнуйтесь.
– Но… неужели за столько лет никто не догадался? – промямлила я.
Инспектор повернулся ко мне.
– А это уже отдельная и не менее увлекательная история. Один человек обо всем догадался. Но он, вернее, она уже не сможет нам ничего рассказать. Верно, мисс Новак? Джен Мерлин когда-то была вашей близкой подругой. И потихоньку, не торопясь, размышляя на досуге, докопалась до истины. И в последнюю вашу с ней встречу в Солсбери прямо сказала вам, что все знает. И вы решили заткнуть ее любой ценой. А тут очень кстати подвернулся этот глупый мальчишка с саксофоном. Он приехал в Англию за сестрой, у него и в мыслях не было никого убивать… Но вы, мисс Новак, наверное, рассказали ему что-то очень интересное, если он пошел и ударил Джен бронзовым роялем по голове. А потом испугался и признался сестре. Втянул и ее в эту мерзость. Теперь оба предстанут перед судом, а вы вроде как и ни при чем, правда?
– Конечно, ни при чем, – невозмутимо отозвалась Котти.
– Бросьте, мисс Новак. Фиала сдал вас с потрохами. Я только одного не могу понять: для чего было строчить ту поганую статейку про мисс Лотрон-Фэйр? Из любви к искусству?..
Журналистка побледнела и встала.
– Я больше не желаю это слушать. Вы будете общаться с моим адвокатом!
– Вот теперь можно и выпить, – сказал Ризнич, когда она ушла.
– Инспектор, – нерешительно заикнулась я. – Про Властика… ну, про то, что он все рассказал… это же был блеф?
– А вы догадливы, – он усмехнулся. – Блеф, блеф… но эта дамочка ведь клюнула. Общаться с ее адвокатом… С превеликим удовольствием! Да, Фиала ни словом о ней не обмолвился. Это его сестра раскололась.
Мы помолчали.
– Простите меня, Лиззи, – Ризнич вдруг улыбнулся. – Я целый вечер говорю о работе. Завтра я выхожу на службу, но уж сегодня-то мог удержаться…
– Но ведь это прекрасно! – с воодушевлением сказала я.
– Это ужасно!
– Бедная мадам Колерр. Но я ее предупреждала, что хочу узнать правду о смерти Тьелпериэн…
Ризнич неожиданно накрыл мою ладонь своей.
– Не жалейте ее. Она того не стоит. Я не могу вам всего рассказать, но этой почтенной дамой всерьез интересуются мои коллеги из Интерпола. Так что ей очень скоро будет не до внучки.
Час от часу не легче. Что могла натворить почти восьмидесятилетняя старушка?
Коллеги из Интерпола… На террористку она не тянет. Наркотики?.. Ну, ладно, зачем мне это знать…
– Уже поздно, – сказал инспектор. – Пойдемте, я вас провожу.
Мы вышли на улицу. На Саус-Хилл было пустынно. Вся бурная жизнь осталась за дверью “Мартовского Зайца”. Странный выбор, скажете вы. Я говорю “ресторан”, но ведь это в первую очередь паб, а потом уже все остальное…
Инспектор повел меня через Хай-Стрит. В небе одна за другой загорались звезды, а людей нам встречалось на удивление мало… Словно этот вечер – только для нас двоих. Нет, я не пьяна, я без малого три часа болтала над апельсиновым соком…
Загадки, загадки… и разгадки.
И прошлое.
И его следы… Понятно же, что я хожу в этот паб только из-за его названия.
И мне вдруг вспомнилось, как три месяца назад, в последнюю июльскую ночь, ветер раскачивал деревья; я заснула под эту неуютную колыбельную, и мне снилось что-то неясное, темное… А потом ветер стих, ветки перестали царапать стекло, и я проснулась.
Было очень поздно, – или, быть может, очень рано?.. Кругом стояла мертвая тишина. Я вылезла из постели и подошла к окну. На востоке, в светлом холодном небе одиноко горела звезда. И я сказала самой себе: если там, на этой звезде, кто-нибудь смотрит сейчас на Землю… и видит наше прошлое… что они думают о нас?..

Последняя ночь июля.
Волна голубого ситца.
И чья-то душа на небе
Одна в тишине искрится.
Юпитер? Венера?
А может, мне только снится?..

Последняя ночь июля.
Уснул беспокойный ветер.
Молчанье в моем вопросе,
Молчанье в его ответе,
Молчанье, молчанье…
Я словно одна на свете.

Последняя ночь июля.
Бессонница и тревога.
Божественное виденье,
Вот только… в нем нету бога.
Виденье растает,
А я – подожду… немного.

– Вот вы и дома, – сказал инспектор.
И правда. Я не заметила, как мы дошли.
– Зайдете? – просто спросила я.
И он так же просто ответил:
– Нет, мисс Лотрон-Фэйр… Лиззи.
Потом склонился к моему уху и шепнул:
– Я никогда не позволю себе воспользоваться… ну, вы понимаете, о чем я.
А разве я ожидала чего-то другого?..
– Тогда до завтра. Я загляну в участок, хорошо? Или вы будете в городе? Ну, в любом случае, увидимся, – и протянула ему руку.
И Ризнич ее пожал, но как-то нерешительно… мне даже показалось, что он собирался ее поцеловать, но передумал.
Что ж, пусть будет так.
Еще все впереди.
Даже у тех, кто живет, полуобернувшись в прошлое.

[Elmice]

Календарь

[Elmice]

За что я люблю режим сепии, - ничего не надо делать
Две фотографии, со вспышкой и без.

[Elmice]

Календарь

[Elmice]

Календарь

[Night_Rain]

Лиззи очень благородная, что ли. Графинюшка

[Elmice]

Night_Rain, больше притворяется в ее роду графьёв вроде не наблюдается, сплошная богема...

[Elmice]

Пустое кресло

Скрытый контент: показать

Предрождественский Лондон похож на Страну Чудес.
Да, да, я с детства не люблю Рождество. Вернее, не любила… Что-то изменилось. Может, во мне самой, а может, в мире…
Чего я жду от грядущих праздников?..
Множество мыслей проносится в моей голове, пока я иду на урок к миссис Финнло. Скоро будет год, как я хожу к ней заниматься. Изменилось ли что-нибудь во мне – как в музыканте?.. Хм… я бы не стала именовать себя музыкантом, поверьте. Так, ерунда…
Впервые я подумала об этом весной, когда умер мистер МакГрегор. Урок был назначен на следующий день после похорон, и миссис Финнло не захотела его отменять. Так мы и занимались. Поминутно звонил телефон, приходили какие-то люди, выражали соболезнование, приносили цветы… Говорили “как же так” или “все там будем”. (Усопшему было хорошо за семьдесят.) А я мысленно находилась в другом городе, в другом веке, и вообще…
Какая уж тут музыка. В тот день я играла настолько фальшиво, что самой было тошно. Кончилось тем, что миссис Финнло – в перерыве между двумя визитерами – выгнала меня из-за инструмента и села сама. И, слушая ее, я подумала о том, что настоящий музыкант остается им, даже потеряв близкого человека. И в горе, и в радости. А я… что я. Занимаюсь, только чтобы убить время. Еще и за чисто символическую плату, – спасибо дяде…
Ужасно хотелось послать все к черту и уехать домой… Осталась из вежливости. А потом, уже дома, подумала, подумала… и продолжила занятия.
Хотя особого прогресса, наверное, не наблюдается. Терменвокс – непростой инструмент.
Для миссис Финнло знакомство с ним ознаменовало начало новой жизни. Да, она научилась играть уже после того, как вышла замуж. Не помню, говорила ли я, – новоиспеченная Эйда Финнло стала женой врача, превратившего ее в женщину… в буквальном смысле.
М-да.
Вспомнила о враче, и… Янек собственной персоной.
– Лиззи, прошу вас, не убегайте! Я же видел, как вы в прошлый раз спрятались от меня в парикмахерской…
Что-то бормочу в свое оправдание.
Прошлый раз? Неужели мы так давно не виделись?..
Уже и кудри мои успели превратиться в едва заметные волны. Фред, подравнивая концы, предлагал повторить завивку. Да ну. С тех пор, как я поняла, что некоторые пялятся на меня не из-за прически… в общем, ясно.
– Знаете, Лиззи, у меня столько всего произошло. Я еще никому не говорил. Вам скажу первой. Я собираюсь жениться.
– Н-на к-ком? – промямлила я.
И испугалась, что он скажет “на вас!”. Глупости.
– На Джинни Ди Кастеллано.
Ах да. Актриса из театра “Фэйр Элмздэйл”. Помню, констебль Джонс что-то говорила про нее с Янеком… но я, как обычно, пропустила мимо ушей.
– П-поздравляю. П-пригласите н-на с-свадьбу?
Черт возьми, что сегодня с моей речью?..
– Разумеется! Только это еще не скоро. В начале марта.
Я хотела спросить, не боится ли он, что за четыре месяца что-нибудь произойдет… но это требовало слишком много слов. Поэтому только похмыкала и показала ему ноты, – дескать, спешу.
– Да-да, конечно, не буду вас задерживать! – сказал Янек.
И я пошла дальше.
Предрождественский Лондон. И предрождественские мысли.
В Детском центре намечается благотворительный спектакль – как раз на Рождество. Обычно я принимаю деятельное участие в подобных мероприятиях, – за кулисами, так сказать. Костюмы, декорации, билеты… все, что угодно. Но в этом году оказалось, что спектакль будет по “Кукольному домику”. И меня внезапно выдвинули в актрисы…
Все бы ничего, но мне досталась роль Марципанки. Для тех, кто не читал книжку Румер Годдэн, – действие происходит в викторианском кукольном домике, а главные героини – две куклы. Одна – деревянная, стоившая всего лишь фартинг. (Никогда не видела фартингов, даже на картинке…) Другая – супер-дупер-навороченная, из фарфора и лайки. Ну, и, как нетрудно догадаться, деревянная Тотти – персонаж положительный. А фарфорово-лайковая Марципанка – та еще стерва…
– Но почему я? – возмутилась я, когда распределяли роли. – Почему именно я должна играть эту мымру? Не говоря о том, что я отродясь не играла на сцене…
– У тебя дедушка – аж основатель целого театра, – ответила Жанна, наш режиссер.
Все загалдели.
– Он умер еще до моего рождения, – проворчала я. – Ну, допустим. Но почему – Марципанка?!
– Ты на нее похожа…
Все внезапно замолчали и уставились на меня.
– В смысле, ты красивая, у тебя белокурые волосы, и в тебе есть что-то викторианское, – поспешно сказала Жанна.
Я внимательно посмотрела ей в глаза. Не читается ли в них другое – “У тебя пустая фарфоровая голова, и ты думаешь только о себе”?.. Да нет, вроде ничего такого нет…
Как знать, как знать.
Дома я взяла у Хелен книгу, внимательно перечитала, но так и не поняла, чем я похожа на это…
Ну, ладно.
Надо настроиться на урок музыки. Чертов Янек, сбил с толку. Теперь буду думать о том, что он женится на актрисе из дедушкиного театра. Между прочим, Джиневра Ди Кастеллано – племянница Джорджа Бэссингтона, вернее, его жены. И ведь это она в прошлом году закатила истерику из-за песочных часов…
Нужно ли говорить, что никакого человеческого праха в них не нашли. Обычный крашеный песок.
Хорошая жена будет у доктора… Два сапога пара.
Нет, урок музыки, урок музыки, урок музыки…
Вот так же я шла пару недель назад. Шла, шла… и всё мне чего-то мерещилось. То кошка перебежала дорогу, то почтальон подмигнул, вынимая письма из ящика, то автобус проехал с нечетным номером.
Миссис Финнло открыла дверь, таинственно улыбаясь. Я сняла и повесила на вешалку свою кофту… и увидела чей-то красный вязаный кардиган большого размера… оч-чень знакомый…
– А… – только и смогла выговорить я.
Моя преподавательница похлопала меня по плечу.
– У меня гость, но он нам не помешает… не помешаешь ведь, Йэн?
Дядя высунулся из комнаты.
– Ой. А я забыл, что у тебя урок…
– Простите меня, конечно, но чем вы тут занимаетесь? – пробормотала я.
Вместо дяди мне ответила миссис Финнло:
– Лиззи, вы не поверите, но мы сочиняем мистерию!
Хм. Вот как это нынче называется…
– И… давно? – спросила я.
– Да уже больше месяца. Верно, Йэн?
Я мысленно вызвала призрак Джен и поставила ее в дверях с укоризненным выражением лица. А Магнуса МакГрегора мне представить не удалось, потому что я видела его единственный раз в жизни, год назад, перед одним из первых уроков…
…Сейчас, когда я это вспоминаю, мне смешно.
Может, я и в самом деле думаю только о себе?..
Я очень люблю дядю Йэна. Но каждый раз, когда у него намечается что-то вроде романа, я начинаю трепыхаться. Странная я. Искренне желаю ему счастья, но не хочу отдавать его другой женщине…
Мистерия. Продолжение “Песни о моем Менестреле”. Тот самый замысел, который не осуществила Айтэна Лотрон-Фэйр, когда они с Джен чего-то творили вместе, а дядя был в Варшаве.
Я сразу поняла, что дядя снова уедет за границу.
Но… в Галисию?..
Миссис Финнло охотно объяснила:
– Йэн – такой оригинал… Сначала поставил своего “Менестреля” в Варшаве, потом – в Корунье, и только после этого – в Лондоне… Собственно, в Корунье “Песнь…” идет до сих пор. Почти в первоначальном составе.
У Эйды Финнло-МакГрегор очень необычный акцент. Она глотает некоторые звуки, поэтому “Лондон” у нее звучит почти как “Ло-он”, а Ла-Корунья (или А-Корунья, как называют галисийцы) превратилась просто в Корунью… Но я уже привыкла и не удивляюсь.
Мистерия. Мистерия, да уж…
– Я знаю Йэна сорок лет. Дружить с ним – одно удовольствие, а вот работать подчас тяжеловато… Упрям, как осел!
– Эдди, а ты бы на себя посмотрела! – буркнул дядя, пряча улыбку.
– Во-о-от. Я такая же. Поэтому мы с тобой что-то еще пытаемся выдумать, в отличие от доктора Мэддоуса и профессора Мэлори…
– Так ты уезжаешь? Когда? – спросила я дядю.
– Через неделю, девочка моя. Буду работать с материалом уже на месте, – мягко ответил он.
– И вы тоже едете? – осторожно поинтересовалась я у дядиной подруги.
Она покачала головой.
– Нет, с меня довольно. Все, что я могла сделать, я уже сделала. Так что – жду вас на следующей неделе, Лиззи, как обычно…
…Предрождественский Лондон.
Почему же мне так… кисло?..
Дядя уехал в Галисию. Правильно сделал, в общем-то… Ему нужна встряска. После похорон Джен со всех сторон стали слетаться стервятники – потенциальные претенденты на наследство. (Ой, как мне это знакомо…) Но всем им пришлось, если я правильно запомнила выражение мсье Патриса, “закатать губу обратно”. По завещанию всё получил Брайан Элфвин Лотрон-Фэйр. И квартиру в Солсбери, и дом сэра Оливера Мерлина в Корнуолле. А составлено завещание было в аккурат после дядиного юбилея. Занятно. Джен словно знала, что дядя ее переживет. И почти тридцатилетняя разница в возрасте ее не смущала…
Больше всех кипятилась Лилли Эдвардс, мать Джен. Не знаю, что у них с дядей там было в Лондоне, но она всерьез рассчитывала прибрать к рукам имущество погибшей дочери. Мне запомнилась только одна ее фраза: “Мой муж всю жизнь – по уши в своих детективах, и ребенка-то мне сделал между двумя убийствами…” Да-да, конечно. И ребенка-то он ей сделал неправильного. Джен крутила романы с женщинами, играла джаз, а замуж вышла за моего дядю, да еще и записала его своим единственным наследником…
Ух, до чего же всё кисло.
…В Гилфорде тоже чувствуется приближение Рождества. В этом году Хелен упросила меня поставить елку пораньше, да и рождественскими открытками уже следовало начать заниматься… А тут мне приходит письмо от мсье Патриса. Электронное, само собой. И в нем ссылка и только одна фраза: “Ваш дядя нашел себе новую Эвангелину!”
А я думала, мы после Тауэра (и особенно после двадцати четырех фунтов) не разговариваем…
Ладно, Эру с ним. Какая еще новая Эвангелина? Я кликнула на ссылку и оказалась на сайте театра в Корунье, где уже семь лет идет “Песнь о моем Менестреле”.
И что я вижу?
Фотография. Довольно свежая, если мои глаза меня не обманывают. Дядя – в своем излюбленном красном кардигане. А с ним дамочка… я бы даже сказала – девушка. Длинные темные волосы, темные глаза. Испанка или галисийка, понятно. Держится за дядин рукав, а он смотрит на нее и улыбается.
Я была настолько ошарашена, что не сразу разглядела подпись. Английской версии на сайте не было, только испанская и галисийская, но мне уже было все равно…
Надеюсь, я правильно поняла?..
“Готовится к постановке. “Возвращение Менестреля”. Музыкальная феерия.
Автор идеи и режиссер – Брайан Лотрон-Фэйр. Музыка – Брайан Лотрон-Фэйр при участии Эйды Финнло-МакГрегор. Либретто – Мирабел Веспера де Пленилунио”.
На этом имени мой внутренний голос споткнулся, и я перестала о чем-либо думать.
…Но возвращаюсь к сегодняшнему уроку.
– Вы какая-то несобранная, Лиззи. Шарите по нотам, а в нужную высоту не попадаете. Давайте выпьем чаю, да и хватит на сегодня.
“Несобранная”? Это мягко сказано…
Я надеялась отмолчаться, но когда мы сидели за столом, миссис Финнло снова пристала:
– Лиззи, у вас что-то случилось? Вы весь урок думаете о чем угодно, только не о музыке.
А, гори все огнем. Почему я должна тащить этот крест на своих плечах?..
– Это из-за дяди, – ответила я. – Я видела анонс на сайте театра… и фотографию дяди с какой-то брюнеткой.
Старая дядина подруга пожала плечами.
– Так это, наверное, Мирабел. Она переводила первое либретто для галисийской постановки.
– Знаете, похоже, она – автор второго! – брякнула я.
– И вы из-за этого раскисли? – миссис Финнло рассмеялась. – Лиззи, я вам уже говорила: я знаю вашего дядю больше сорока лет. Поверьте мне, это несерьезно и ненадолго.
– А почему “Освобождение” превратилось в “Возвращение”?
Она развела руками.
– Творческий процесс налицо…
– А вы не боитесь, что… ну, что Менестрель вернется оттуда не один?..
Ответ был неожиданным:
– Я надеюсь, что он вообще оттуда вернется…
И в голосе миссис Финнло мне послышалась… нет, наверное, все-таки послышалась. Досада? А может, проще – ревность?..
И я, уже по сложившейся привычке, “примерила” на Эйду Финнло-МакГрегор роль дядиной дамы… И сама не поняла, нравится мне такой расклад, или же нет.
Очевидно, Жанна Прево-Левефр права. У меня пустая фарфоровая голова, и я думаю только о себе.
Ах да, она ведь этого не сказала. Это мои фантазии.
Сижу на репетиции. Моя очередь еще не подошла, смотрю на сцену, а мысли где-то далеко…
Вживаюсь в образ, ха-ха. Чего там во мне увидели викторианского… ну, кроме длинного платья в оборках?..
Зал почти пуст. Зрителей, кроме меня, раз, два и обчелся. Жанна увлеченно объясняет “Тотти” и ее семье, как она видит эту сцену. Вот сразу чувствуется, кто пошел в папу-режиссера, а кто в дедушку – нет…
Зузана Ежечкова шепчет мне сзади:
– Лиззи, мы тебе сошьем настоящее викторианское платье! Чтоб всё как в книжке.
– Ага, кукольное, – бормочу я.
– И декорации кукольного домика Иржи нарисует, как в книжке…
Я молчу. Один кукольный домик уже у меня есть – Нью-Айви-Лодж. (Само собой разумеется, он не новый, а старый, очень старый, и никакого плюща там нет и в помине…)
Нет, надо сосредоточиться. Репетиция. Марципанка. Фарфоровая голова.
И пустое кресло рядом со мной.

Иллюстрация - кадр из мультфильма "Tottie: The Story of a Doll's House"

[Elmice]

Лиззи продолжается обживаться на своей тушке № 3
Вдохновившись подробным и понятным даже таким чайникам, как я, мастер-классом от arielgirl, я подрезала ей шарниры в коленях и локтях. Фоток пока нет, руки у Лиззи все равно под рукавами не видно, а вот ноги в колготках стали смотреться определенно лучше, - ничего лишнего не выпирает
А заодно собралась с духом и разделила ей пальцы.

Ну, может, не так идеально, но для меня это большое достижение
Над пальчиками поработаю еще. Главное - вовремя остановиться.

[Elmice]

Календарь

[Elmice]

Календарь


Начинаем потихоньку готовиться к Рождеству... Елка уже стоит, дело за украшениями. В этом году я наконец-то ободрала все эти невразмерные бантики и шары, которыми ее наградил производитель. Оставила парочку шишек. И отломала огромный серебряный горшок, в котором вся эта музыка стояла, попутно перепачкавшись серебряной краской, по ощущениям похожей не то на гуашь, не то на акварель...

[Elmice]

Календарь

[Elmice]

Календарь
Лиззи и ее ставшее любимым платье с 27-ю оборками

[Charli4444]

Какая уютная комнатка, очень милая и трогательная
Не зря платье любимое, мне тоже очень нравится )

[Elmice]

Charli4444, спасибо
У Лиззи сегодня мини-праздник - 2 месяца на нынешнем теле

[Charli4444]

О! Я вас поздравляю ! Лиззи у Вас вообще девушка особенная. Хотите честно? Она у Вас совершенно живая и очаровательная, и я, глядя на Вас, тоже так захотела поселить у себя кого-нибудь из этих девочек. Поселила. Но теперь бедняжка лежит в ящике комода. У меня это просто кукла, а у Вас одушевленный персонаж в руках любящей хозяйки )